32 года назад был разработан план чекистов по захвату экономики или откуда Путин

1372250355_932872353[1]

12 ноября 1982 года, глава КГБ Юрий Андропов стал генсеком ЦК КПСС. Во главе страны он пробыл чуть больше года, но оставил после себя вопросов, легенд и нереализованных надежд едва ли не больше, чем все остальные лидеры XX века. Однако все ли они нереализованы? Возможно главное чекисты все же сделали — взяли под контроль экономику.

Данная статья была опубликована в журнале «Русский Репортер» 31 октября 2012 года, однако редакция «Русского Еврея» посчитала возможным сделать републикацию этого чрезвычайно интересного материала, поскольку его актуальность в связи с событиями 2014-2015 годов не тольок не снизилась, а по нашему мнению возросла.

Распространенная версия гласит, что у Андропова был полномасштабный план реформ, ухудшенной версией которого стала перестройка. А кроме того, именно при нем в недрах КГБ был разработан, а затем якобы и осуществлен план перераспределения собственности, при котором чекисты взяли под контроль всю экономику страны, прикрываясь именами «олигархов». «РР» в беседах со многими чекистами сложной судьбы искал следы этого «плана КГБ».

 

— На мой взгляд, нынешняя российская оппозиция не понимает одной вещи — что их утопия, я имею в виду, конечно, либеральную часть, уже реализована, — наш собеседник из окружения Владимира Крючкова (в 1988–1991 годах председателя КГБ СССР) говорит медленно, размеренно, почти все время улыбаясь. — Вот сейчас у них лозунг «Честные выборы!», но когда выборы были честными и побеждали коммунисты, они кричали: «Дайте Пиночета!» И им дали.
Мы говорили с разными чекистами: и с теми, которые во власти, и с теми, которые вне ее, и с теми, которые «за Путина», и с теми, которые «за оппозицию», но логика и строй мысли у них удивительно похожи. По обе стороны видны отчетливые следы либерально-чекистского союза. И дело здесь, конечно, не в популярной теории ­заговора и не в любимом интеллигентском мифе о всесилии КГБ, а в сложных и противоречивых исторических корнях новой России, ее родовой травме.

Точкой отсчета новейшей истории нашей страны принято считать апрель 1985 года, когда Михаил Горбачев объявил о начале перестройки. Но в более длительной исторической перспективе, возможно, куда важнее слова человека, которому Горбачев обязан своим стремительным политическим взлетом: Юрия Андропова.
«Если говорить откровенно, мы еще до сих пор не изучили в должной мере общество, в котором живем и трудимся, не полностью раскрыли присущие ему закономерности, особенно экономические, — признавал Андропов в июне 1983 года. — Поэтому порой вынуждены действовать, так сказать, эмпирически, весьма нерациональным способом проб и ошибок».
В устах лидера советского государства это было не просто указание на «отдельные недостатки» и даже не констатация недостаточной компетентности руководства страны. Это было еще и прямое указание на необходимость осознанной и полноценной программы дальнейших действий. Прежде всего в экономике. О деталях своего плана генсек, впрочем, умолчал, утопив их в ритуальных фразах о необходимости социалистического строительства и прочее, и прочее. Получилось вполне по-чекистски — полунамеками.
— План преобразований был готов у Андропова еще в 1965-м, — уверяет Геннадий Гудков, экс-депутат Госдумы, пламенный оппозиционер, а в прошлой жизни, как и Владимир Путин, офицер КГБ. — По тем временам, кстати, ­довольно радикальный. Тогда его не приняли, ­выбрали мягкий, косыгинский. Наверное, за двадцать лет, тем ­более во главе КГБ, вполне мог и усовершенствовать.

Детали плана: ликвидация национального деления страны, диктатура и роспуск КПСС.
О проекте Андропова по радикальной реформе советской системы давно сложены легенды. Большинство людей, так или иначе знакомых с планом или его частями, до сих пор молчат. За редким исключением. Из высокопоставленных чиновников, непосредственно работавших с генсеком Андроповым, только Аркадий Вольский рассказывал об отдельных деталях большого реформаторского замысла.

«У него была идефикс — ликвидировать построение СССР по национальному принципу, — говорил он незадолго до своей смерти в интервью “Коммерсанту”. — Межнациональная рознь в СССР подавлялась. Не была ­такой злобной, как ныне. Однако тлела всегда. Как-то генсек меня вызвал: “Давайте кончать с национальным делением страны. Представьте соображения об организации в Советском Союзе штатов на основе численности ­населения, производственной целесообразности, и чтобы образующая нация была погашена. Нарисуйте новую карту СССР”. Пятнадцать вариантов сделал! И ни один Андропову не понравился. Какой ни принесу — недоволен».

Понятно, что любая радикальная реформа не могла не натолкнуться на острое сопротивление старой номенклатурной элиты. Да и реакция населения могла оказаться непредсказуемой. Рискнем предположить, что в памяти Андропова то и дело всплывал 1964 год, когда партийная верхушка просто скинула заигравшегося в инновации Никиту Хрущева. А еще он точно знал, что при Сталине такого случиться точно не могло.
По версии чекистов, это и была еще одна часть плана генсека — введение на несколько лет жесткой, почти сталинской диктатуры. Направить ее Андропов хотел прежде всего против партийной номенклатуры, которую не без основания считал главным источником коррупционной и бюрократической язвы, заразившей Союз. В чем-то Андропов собирался даже переплюнуть «отца народов».

— Деятельность всех партий в стране была бы запрещена, — рассказывает «РР» отставной генерал КГБ. — «Всех» в тех условиях, как вы понимаете, значило одной-единст­­вен­­ной: КПСС. Я не очень понимаю, как бы это сочеталось с ­сохранением марксистской идеологии, но одно знаю точно: Андропов меньше всего был догматиком, как-нибудь нашел бы возможность совместить. Сказал бы, в конце концов, что партия переродилась и больше не ­защищает интересы трудящихся. Тем более что так оно и было. Конечно, ни о какой свободе слова или там независимой прессе речь не могла идти в принципе — в стране, где предполагались полномасштабные чистки и, видимо, возрождение в какой-то степени даже лагерной системы. Это не были бы популярные реформы. Нельзя было допустить, чтобы консерваторы утопили их в своей демагогии.
В общем, печально известную 6-ю статью Конституции СССР о руководящей роли КПСС предполагалось отменить.

Детали плана: десять экспериментальных экономических зон — и пусть выиграет сильнейший!
Ужесточение политического режима было не самоцелью, а необходимым условием проведения масштабных экономических реформ, общий смысл которых заключался в радикальной перестройке народного хозяйства. ­Сегодня путь, по которому Андропов собирался направить страну, называют китайским.
По признанию людей из окружения Андропова, общая идея заключалась в следующем: реформы не должны были начинаться одномоментно и распространяться сразу на всю страну. Предполагалось создать порядка 10 экспериментальных зон, в которых шли бы преобразования, причем не факт, что по одному и тому же сценарию. То есть не «одна страна — две системы», как было в Китае после объединения с Гонконгом, а «одна страна — десяток систем и подсистем».
Таким образом убивались сразу два зайца: с одной стороны, по итогам этого своеобразного межрегионального социалистического соревнования выявлялся лучше всего зарекомендовавший себя модернизационный проект, а с другой — что, возможно, даже более важно — ликвидировался бы давний бич страны: гигантские региональные диспропорции, которые на практике существуют по сей день. Очевидно, однако, что в тех местах, которым пришлось бы оставаться в застойной зоне, постепенно возрастало бы масштабное недовольство, которое тоже требовало бы жесткого контроля.
— Когда после всего, что мы пережили в девяностые и ­нулевые, я вспоминаю о том, что мне было тогда и позже известно об андроповском плане, — размышляет наш собеседник-чекист, — все это мне кажется, скажем так, наивным, немножко ролевой игрой. Мы ведь и представить не могли, насколько далеко зашла деградация системы управления. Понимал ли это Юрий Владимирович? Трудно сказать. Но, с другой-то стороны, тогда даже те, кто деградировал, не знали, что они деградировали. Поэтому могли бы испугаться, встать по стойке смирно и выполнять решения партии и правительства.
Однако для осуществления любых экономических ­реформ прежде всего нужны профессионалы. На раннем этапе могли подойти и наиболее продвинутые из тогдашних партийных бюрократов, но стратегически делать ставку на них было рискованно: слишком серьезны были язвы тогдашней номенклатуры. Андропов искал новых людей. И, уверяют некоторые чекисты, нашел. Правда, страна узнала их имена только спустя десять лет: многие из андроповских кадров вошли в состав правительства Егора Гайдара.

Детали плана: поиск людей, способных выйти при обсуждении экономических вопросов за рамки жесткой парадигмы социалистической экономики, стимулирование их к выработке идей, помощь в образо­вании.
— В Советском Союзе не было собственной экономической науки, — рассказывает «РР» высокопоставленный офицер КГБ, работавший под началом Владимира Крючкова.— Юрий Владимирович это хорошо понимал. Для реформ нужно было вырастить реформаторов. И, главное, дать им возможность знакомиться с передовыми тенденциями западной экономической науки.

Именно этим многие из наших собеседников-чекистов объясняют спокойное отношение органов к антисоветчине, которой в то время активно начали заниматься люди, впоследствии ставшие во главе первого либерального российского правительства.

— Посудите сами: в те времена могли арестовать за чтение Солженицына о событиях сорокалетней давности, а вот обсуждение проектов реформ, то есть, по сути, ­демонтажа советской системы, шло в академических ­институтах вслух и не очень-то тихо. Случайность? — ­задается вопросом Алексей Кондауров, генерал КГБ и ­бывший главный аналитик ЮКОСа.
Действительно, сам Егор Гайдар рассказывал в своих интервью, что вместе с единомышленниками они обсуждали масштабные преобразования еще с начала 80-х годов. И происходило это во Всесоюзном НИИ системных исследований. К слову, этот институт был советским филиалом Международного института прикладного системного анализа, основанного в начале 70-х годов в Вене. Стажировки не стажировки, но как минимум организовать через него доставку новейшей научной литературы было вполне возможно. Получается, что обсуждение реформ шло если не под контролем, то уж точно с молчаливого согласия КГБ. И, учитывая масштабные планы Андропова, вряд ли это могло быть случайностью.

— Давайте не использовать слово «завербованы»: оно не из этого словаря и не про это, — бывший помощник Владимира Крючкова энергично протестует против попыток причислить младореформаторов к агентам КГБ. — Экономисты делали свою работу, органы свою. Я даже не уверен, что тогда, в начале 80-х, все эти будущие министры понимали, что их работой интересуются в органах. ­Насколько я знаю от коллег, которые непосредственно с ними работали, некоторые просто не понимали, что находятся в довольно плотном контакте с сотрудниками органов. Ну, им и лет-то было по двадцать — тридцать, интеллигентные мальчики, даешь работать, они и счастливы.
— А как так получилось, что ставка была сделана на проработку ультралиберального проекта? Трудно придумать что-нибудь более радикально разрушающее советский строй.
— Да, это интересно… Дело, видите ли, в том, что в середине 80-х это было самое модное и продвинутое экономическое направление. Вспомните: тэтчеризм, рейгономика. То есть был, конечно, и шведский социализм, но мы-то не Швецией хотели быть… Это, конечно, огромная историческая неудача, что и говорить. Но я не думаю, что тогда существовал какой-то иной выход. Ребята увлеклись неолиберализмом, им не могли сказать: «Все, увлекитесь чем-то еще» — это противоречило самой сути андроповского мышления, которое было направлено против партийного догматизма в политэкономии. К тому же  восточноазиатские тигры только еще росли, Китай стартовал почти одновременно с нами, возможности ­госкапитализма не очень-то осознавались. Главное, ­наличие нескольких зон с разными типами хозяйствования могло бы послужить своеобразной подушкой безопасности на случай, если бы что-то пошло не так — просто не стали бы распространять неудачный опыт дальше.
При этом мышление либерального академического крыла, за которым приглядывал КГБ, в чем-то вполне ­соответствовало взглядам самого Андропова. Это стало ­ясно чуть позже из опубликованных весной 1990 года фрагментов «Аналитической записки по концепции ­перехода к рыночной экономике в СССР». Статья называлась красноречиво «Жестким курсом», а готовила ее группа экономистов под руководством мало кому тогда известного Анатолия Чубайса.
«Сопротивление реформе широких масс, — пишут ее авторы, — связано с необходимостью осуществления в ее ходе жестких и непопулярных мер и неизбежных ­издержек, к которым следует отнести не только снижение уровня жизни, но и резкий рост, а главное — легализацию социально-экономической дифференциации, ­гигантские масштабы легальной спекуляции, а также связанное с ней “неправедное обогащение” отдельных лиц и социальных слоев, отмывание денег теневой экономики, вызывающее поведение нуворишей и пр.».
Для борьбы с антиреформаторскими тенденциями ­авторы рекомендовали следующие меры: «роспуск проф­союзов в случае их выступления против правительственных мер», «чрезвычайное антизабастовочное законодательство», «контроль за всеми центральными средствами массовой информации», «меры прямого подавления по отношению к представителям партийного актива». Сходство с андроповскими планами в изложении наших собеседников из органов налицо. И вряд ли оно совсем случайно, учитывая пристальный интерес ­андроповского КГБ к молодым и перспективным экономистам, к которым Чубайс, безусловно, относился.
Весьма вероятно, что наработки группы Гайдара — ­Чубайса планировали положить в основу экономического устройства одной из экспериментальных зон, но совсем не факт, что этот опыт распространился бы на весь Союз. Который, кстати сказать, в старом, ленинско-сталинском виде должен был исчезнуть. Но в итоге исчез не только в ленинско-сталинском виде, а совсем.
Смерть Юрия Андропова до сих пор окутана завесой тайны. В чекистских кругах и поныне много говорят о том, что его убили, и даже называют убийцу — Светлану Щелокову, мужа которой Андропов уличил в многочисленных преступлениях и уволил с поста министра внутренних дел. Недолгое правление старика Черненко, Горбачев, апрельский пленум, перестройка; разваливается СССР… Либеральная идея обретает материальную ­силу и направленная изначально против партийной ­номенклатуры той самой номенклатуре в итоге и сослужила прекрасную службу.

Детали плана: с середины 80-х руководство советских спецслужб начало концентрировать на западных офшорных счетах часть советской экспортной выручки, чтобы в изменившихся экономических условиях установить контроль над основными активами и ресурсами экономики.
Сегодня, через тридцать с лишним лет после прихода к власти Андропова, присутствие сотрудников органов в управлении российской экономикой не может не впечатлять. ­Порой создается ощущение, что люди в погонах проникли едва ли не во все сферы отечественного капитализма, который можно небезосновательно называть чекистским. И это вполне укладывается в пресловутый план Андропова.
— Разумеется, он имел в виду, что государство будет само назначать владельцев освобождающейся собственности, — рассказывает бывший контрразведчик, знакомый с некоторыми деталями андроповского плана. — Это вполне ­логично, учитывая, что никакого первоначального капитала внутри страны не было, а пускать иностранцев сюда никто не собирался. Это необязательно должны были быть комитетчики, но работать, конечно, они должны были под контролем КГБ. Людей готовили, учили…
Возможно, готовили для них и тот самый первоначальный капитал. В гипертрофированном виде эта версия ­была высказана еще в анонимной, но нашумевшей книге «Проект Россия», вышедшей в 2005 году: «Когда СССР разваливался, над огромными сырьевыми и стратегическими ресурсами срочно требовалась временная система контроля. Ни при каких обстоятельствах ресурсы не должны были работать в неподконтрольном политическом секторе. Эффективность ставилась на второе место. Главное условие — контролируемость. Было принято условие передать государственные активы частным лицам. Но не всем подряд, а очень избирательно». Анонимный автор подводил к мысли, что процесс передачи организовали и контролировали именно стратеги из спецслужб. Таким образом, нынешние олигархи на самом ­деле суть лишь нанятые менеджеры, которые контролируются настоящими собственниками.

«Проект Россия», впрочем, ярок словами, но не фактами. Однако косвенные свидетельства, которые при желании можно было интерпретировать как подтверждение версии, появились в том же 2005 году. Научный редактор журнала «Эксперт» Александр Привалов, анализируя приговор по первому делу ЮКОСа, обратил внимание на то, что обе стороны — и обвинение, и защита — фактически проигнорировали то, что главным выгодоприобретателем от деятельности нефтяной компании должна была быть некая офшорная фирма «Джамблик». Самое интересное, что зарегистрирована она была… 8 ноября 1984 года.
Таким образом, смелая гипотеза могла выглядеть так: еще в далекие 80-е, осознав всю бесперспективность советской экономической системы, некоторые крупные функционеры, в основном как раз из КГБ, сделали так, чтобы часть советской экспортной выручки оставалась на зарубежных счетах. Для этого могла быть создана сеть офшоров, где деньги аккумулировались. Накопленные таким образом средства — а это десятки миллиардов ­долларов — и составили в итоге тот первоначальный капитал, с которого началась новая российская экономика. И в общем-то неудивительно, что у ее истоков стояли бывшие сотрудники органов. При этой модели олигархи — просто «операторы», люди, которым разрешили поуправлять собственностью, приобретенной на чужие деньги.

Интересно, что следы фирм, подобных «Джамблику», зарегистрированных еще до краха СССР, встречаются в бизнесе и других крупных российских бизнесменов. ­Например, компания Sibir Energy известного бизнесмена Шалвы Чигиринского была создана в 1996 году на базе лондонской компании Pentex Energy plc. А та существовала с 1981 года и создавалась «для привлечения инвестиций в СССР». Или странная история обогащения банкира Александра Лебедева, которую в банковских кругах многие не могут объяснить ничем иным, кроме как пресловутым «золотом партии», — настолько внезапно в середине 90-х он аккумулировал под своим контролем огромные средства. Лебедев в прошлом кадровый разведчик, работавший под прикрытием в советском посольстве в Великобритании.
Многие чекисты к этой лестной для своей корпорации версии относятся, впрочем, с некоторым скепсисом (или просто не хотят ее обсуждать). И выдвигают другую — без зарубежных активов, но тоже с допущением своего контроля над новорожденным российским бизнесом:
— Представьте себе, что у вас есть агент. Допустим, он сидит в каком-то внешнеэкономическом объединении, условно говоря «Подшипникэкспорте», или, например, в каком-то кооперативе. Сидит и сидит. Он вам поставляет время от времени нужную информацию, вы ему помогаете. Потом случается перестройка, приватизация, все дела, и он становится частным бизнесменом. И первым делом зовет вас к себе. В службу безопасности. Вы думаете: «Зачем я ему теперь?» Как зачем? А то, что у вас большое досье на него, не повод для тесного общения? А то, что у вас связи во власти и среди силовиков? А то, что вы, в отличие от него, профессиональный аналитик? И вообще далеко не факт, что он стал бы частным предпринимателем, не расскажи вы ему в подробностях, как дальше будет развиваться ситуация.
— Получается, непонятно, кто кого нанимает.
— Сами думайте. Материала-то предостаточно.
В 90-е годы последний председатель КГБ СССР Владимир Крючков работал в руководстве АФК «Система», бывший ­руководитель 5-го, идеологического управления КГБ ­Филипп Бобков возглавлял службу безопасности группы «Мост» Владимира Гусинского, бывший глава Центра общественных связей Министерства безопасности России Алексей Кондауров ушел в информационно-аналитическую службу группы «Менатеп» Михаила Ходорковского.
Кто-то, впрочем, настаивает, что своему влиянию в  российском бизнесе чекисты обязаны исключительно собственным профессиональным качествам.
— Кто бы что ни говорил, а КГБ был практически полностью чист от коррупции. Его сотрудники, особенно из внешней разведки, отличались профессионализмом и хорошим по советским меркам знанием западной экономики, — делится своими размышлениями чекист, ­перешедший в службу охраны президента. — Естественно, когда в Россию пришли иностранные инвесторы, ­работать с чекистами в качестве контрагентов им было удобнее всего. Вспомните: Владимир Путин в бытность свою вице-мэром Питера по внешнеэкономическим связям, например, сделал многое для того, чтобы в городе открылся филиал Deutsche Bank. Иностранцы с удовольствием брали на работу бывших чекистов, а те учились у них азам бизнеса. Кроме того, на каждом предприятии в Советском Союзе обязательно сидел человек из органов, формально занимавшийся экономической контрразведкой, а реально — всем комплексом вопросов, связанных с безопасной работой завода, фактически второй директор. Понятно, что и эти люди не были обойдены в ходе начавшейся сначала неформальной, а потом и официальной приватизации. Или возьмем случай Гены Гудкова — он со мной, считай, на одном этаже сидел, — работал по экономическим составам, увидел, что хорошо организованная и информированная охрана — то, на что будет спрос. И вот тебе первый в Советском Союзе ЧОП.
А кто-то и вовсе уверяет, что сотрудники органов пошли в бизнес от безысходности:
— Просто представьте, в один прекрасный день к вам в журнал приходят и говорят: «Все, сворачиваемся, все, что вы делали, плохо и никому не нужно, скажите спасибо, что вас вообще в тюрьму не сажают», — рассказывает другой высокопоставленный офицер. — Были случаи, когда люди возвращались из-за границы, где работали нелегалами, а им говорили, что по документам они значатся мертвыми и никаких больше дел с ними иметь не будут. В такой ситуации куда угодно пойдешь — хоть к олигархам, хоть к бандитам.

Детали плана: планом не предусмотрено
Так или иначе, уже в начале и середине 90-х под прямым или косвенным контролем бывших сотрудников ­органов оказались огромные финансовые средства. Почему же они не воспользовались ими, чтобы, как и завещал всеобщий кумир Андропов, сразу же взять власть?
Возможно, как раз потому, что боялись эти средства ­потерять.
Для начала «официальная» корпоративная версия в изложении генерала Кондаурова:
— Чекисты привыкли анализировать, прогнозировать, ­отлавливать врагов, выполнять указания, но не управлять страной. Ошибка думать, будто КГБ занимался политикой, это не так, Андропов в этом смысле был ярким исключением, не случайно же он не был кадровым чекистом. И когда Юрия Владимировича не стало, все пошло насмарку.

А вот менее официальная, в анонимном разговоре:
— Проблема плана Андропова в том, что это, вообще говоря, гражданская война, — отмечает бывший помощник Крючкова, которого трудно заподозрить в антипатии к чекисту-генсеку. — Население недовольно — раз, номенклатура недовольна — два, и только тем, кто резко поднялся, хорошо. А кто их защищать бы стал? Физически? Это утопия. Утопией в целом был и андроповский план. Потому что один в поле не воин. Не может быть спецслужбистской хунты: не тот стиль, не те навыки, ­автоматов, грубо говоря, не хватит. Не утопия — это компромисс элит, легализация собственности, которая, естественно, на первоначальном этапе достается главным ­образом той самой номенклатуре, ну а дальше постепенное внедрение в руководящие органы — бизнеса, власти. Что мы и наблюдаем все последние годы.
Получается, что в начале 90-х наследники Андропова пошли на временный тактический компромисс с партийной бюрократией, которая была тесно связана с генералитетом, согласившись отдать ей часть собственности и практически всю политическую власть в обмен на возможность назначить группу «своих олигархов» и самим занять нужные места неподалеку. Именно поэтому изначальный решительный план Чубайса по тотальному искоренению номенклатуры в итоге деформировался почти до неузнаваемости.

Однако компромисс был именно временный. Уже в середине 90-х выходец из 9-го управления КГБ (правительственная охрана) Александр Коржаков попытался взять под полный контроль ход дел в российском бизнесе, тем самым нарушив хрупкий баланс сил.
Есть в чекистском жаргоне такое понятие — «девятая статья». Это деньги, выделенные на проведение спецопераций, за которые категорически запрещено — именно запрещено — отчитываться. Делается это для того, чтобы иностранные шпионы не могли отследить секретную операцию по бухгалтерской отчетности. Аналог «девятки» пытался внедрить в повседневную жизнь российского бизнеса и личный охранник Бориса Ельцина, который — интересная деталь — служил и в охране Юрия Андропова. Платить предлагалось государству.
План Коржакова провалился. Сыграла свою роль и личность тогдашнего президента, который не смог простить того, что его телохранитель предложил — нет, не отменить выборы 1996 года, как уверяли впоследствии либеральные СМИ, а найти другого, более молодого кандидата. Сказалось и то, что Коржаков оказался фактически одинок в своих амбициях: его не поддержали ни правительственные либералы, ни бывшие сослуживцы.
— Нельзя в таких делах действовать с наскока, — объясняет человек из тогдашнего близкого окружения Коржакова. — Он был слишком амбициозным даже для своих.
Но то, с чем не справился Коржаков, получилось спустя три с лишним года у Путина и его окружения. К 1999 году та самая бывшая партноменклатура, получившая в свои руки власть и собственность, довела саму себя до такой ситуации, что иного выхода, кроме как обратиться к чекистам, у нее просто не осталось.
— Для чекистов как корпорации в 99-м вообще сложился беспроигрышный вариант, — объясняет один из наших собеседников. — Путин против Примакова (первый директор Службы внешней разведки России. — «РР») — молодость против опыта, но из одной и той же структуры. Тем более «Медиа-Мост»…

Действительно, ни для кого не было секретом, что материальную и информационную поддержку блоку «Отечество — Вся Россия» оказывал именно холдинг Владимира Гусинского, службой безопасности которого руководил вышеупомянутый Филипп Бобков. А если вспомнить еще, что в АФК «Система», близкой к московскому мэру Лужкову, нашел себе место Владимир Крючков, то создается впечатление, что вся предвыборная кампания 1999 года была одной сплошной внутриведомственной разборкой. К слову, Крючков потом еще успел поработать советником Путина. И тут как нельзя кстати признание Алексея Кондаурова:
— Мне Путин сразу не понравился, я помогал команде Примакова. Михаил Борисович (Ходорковский. — «РР») об этом хорошо знал и не возражал, но сам предпочел ­Путина, его спонсировал и по мере сил участвовал в кампании.
Напомним: в этот момент Кондауров работал главным аналитиком структур Ходорковского. А тот сделал иной политический выбор, но совместной работе это ничуть не помешало. Такой вот почти товарищеский матч.
Тем временем операция по внедрению в Кремль успешно завершилась, о чем и рапортовал Путин в День чекиста 20 декабря 1999 года: «Я хочу доложить, что группа сотрудников ФСБ, направленная в командировку для работы под прикрытием в правительство, на первом этапе со своими задачами справляется». Круг замкнулся.
Конечно, с приходом Владимира Путина власть не перешла к КГБ. Правящая группа очень сплоченная и не очень большая, и, конечно, она не представляет корпорацию чекистов в целом. Более того, с приходом к власти выходцев из органов внутрикорпоративная борьба резко обострилась. С претензией на власть в разное время выступали разные группы, в том числе происходящие из спецслужб, иногда эти претензии были выражены и прямо. Учитывая вполне допустимое околочекистское происхождение капиталов и влияние «Медиа-Моста» и ЮКОСа, войну с ними тоже можно рассматривать как эпизод внутрикорпоративных баталий.

Но и после 2003 года внутричекистские разборки то и дело выплескиваются наружу. Дело «Трех китов», история с многомиллиардным китайским контрабандным ширпотребом — все это эпизоды одной внутренней войны. Апофеозом этого этапа стал скандальный демарш главы Госнаркоконтроля Виктора Черкесова, опубликовавшего статью «Нельзя допустить, чтобы воины превратились в торговцев».
Внутренняя борьба в органах не прекращается. В числе лидеров оппозиции мы видим представителей все той же корпорации: полковник КГБ Геннадий Гудков, подполковник КГБ Александр Лебедев…

От Путина до Путина. Послесловие
Хочется закончить эту историю тем самым разговором, с которого начался наш рассказ.
— Что такое Пиночет как феномен? — объясняет мне один из помощников Крючкова. — Это представитель силовой группы, который, опираясь на эту самую силовую группу, недемократическим путем, то есть без публичного обсуждения, проводит комплекс непопулярных модернизационных преобразований, направленных на вестернизацию страны.
— Но Путин-то популярный.
— Это несущественно. Существенно то, что все его ключевые реформы — монетизация льгот, налоговая, образовательная, военная, сейчас медицинская, потом будет, ­вероятно, пенсионная — проходят без реального общественного обсуждения. И, заметьте, все они абсолютно либеральные. А то, что он при этом еще и популярным остается, — пиарщики действительно творят чудеса. ­Путин на полную использует свой диктаторский ресурс, просто он у него очень ограничен. Он не может распустить парламент, не может устроить полноценную ­номенклатурную чистку, много чего он не может, в ­общем. Поэтому и фамилия у него все-таки Путин. Он, я думаю, обеспечил максимальный уровень запад­ничества, на который была согласна силовая элита, которая, в свою очередь, обеспечивает проведение модернизации. Это и есть план Андропова, только без ГУЛАГа и гражданской войны. Но поэтому и эффект не такой впечатляющий.
Мой собеседник по-прежнему улыбается. Открыто и дружелюбно.

http://rusrep.ru/article/2012/10/31/kgb

Leave a Reply

You can use these HTML tags

<a href="" title=""> <abbr title=""> <acronym title=""> <b> <blockquote cite=""> <cite> <code> <del datetime=""> <em> <i> <q cite=""> <s> <strike> <strong>